Проявления латентной гомосексуальности
Проявления латентной гомосексуальности очень разнообразны - человек может не только не признаваться себе в том, что его привлекает однополый секс, но и дойти до крайности - стать гомофобом. Хотя гомофобия - просто обратная сторона гомосексуальности. Часто люди, которым трудно разобраться в себе, пытаются жить "нормальной" жизнью, не отдавая себе отчета в том, что происходит что-то не то. Знаменитый психолог Александр Лоуэн посвятил много времени таким людям. В своей практике он дает им возможность раскрыться, найти предпосылки своей сексуальности и начать жить полноценной жизнью.
Каждому психиатру знаком пациент, который в курсе анализа обнаруживает, что у него есть латентные, гомосексуальные тенденции. Половая активность такого человека всегда направлена на противоположный пол, он никогда не участвовал в гомосексуальном взаимодействии и не чувствовал влечения к людям своего пола, пока какое-то событие или сновидение не выявило скрытых гомосексуальных чувств. Подобное переживание часто шокирует. Пациент начинает сомневаться в собственной маскулинности, и психиатру приходится успокаивать его тревожность по этому поводу. Вот пример: Вильям был моим клиентом несколько лет. Время от времени он консультировался у меня по поводу сексуальных взаимоотношений с женщиной старше его по возрасту. Ему было двадцать восемь лет, и он все еще жил вместе с отцом, который категорически возражал против этой связи сына. Вильям был в затруднительном положении. Отец настаивал, чтобы сын разорвал отношения с женщиной, та хотела, чтобы их связь углубилась и укрепилась, а единственное, чего хотелось Вильяму в этой ситуации - свободы. Он чувствовал, что виноват перед женщиной, но не мог противостоять отцу. Хотя он был вполне компетентным архитектором, ему не удавалось достичь успеха, к которому он стремился. Он чувствовал себя в ловушке, завязнувшим и не способным двинуться с места. Однако он не жаловался на недостаток сексуальной потенции и не чувствовал неудовлетворения, связанного с сексуальным функционированием.
Основной чертой его личности был мазохистский компонент, психический мазохизм, который отличен от физического мазохизма. Он проявляется в виде сильного чувства неполноценности, в волнении по поводу неуспешности и в неспособности принимать решения. Тело Вильяма, хотя и не было сложено атлетически, но обладало чрезмерно развитой мускулатурой. Казалось, что ему трудно двигаться, его мышцы были скованы, очень напряжены и контрактированы. Тело было большим, и, пожалуй, его можно было назвать волосатым. В сочетании со слабым кожным тонусом оно производило впечатление тяжелого. Движения требовали усилий. Еще одной физической чертой, связанной с его проблемой, были относительно недоразвитые ягодицы и таз, который, кроме того, был значительно выдвинут вперед. Вильям не выглядел "взведенным курком", чего можно было бы ожидать от полного жизни молодого человека. По ходу терапии его тело расслабилось, таз несколько отодвинулся, объем движений в этой области расширился. Вильям приобрел уверенность в себе, поскольку увеличилась его способность принимать себя самого. Анализ помог ему разрешить многие проблемы, связанные с отцом, и вывести на поверхность подавленные чувства к матери. Он оставил дом отца и свою подругу и завел собственную квартиру. Он приобрел новых друзей и предпринимал новые действия.
Затем Вильям влюбился в другую женщину, которая тоже была на несколько лет старше его и занимала более высокое социальное положение. Начавшись случайно, их сексуальная связь стала столь интенсивной, что возникли более близкие и многообещающие взаимоотношения. Но личностные трудности осложнили их. Помимо различия в возрасте, социальном положении и образованности, фигурировала еще разница вероисповедания. Эмоционально Вильям был почти готов жениться, но когда его подруга забеременела, мой пациент вдруг почувствовал, что на него "давят", а на это он мог прореагировать только уходом.
Говорят, что в жизни каждого мужчины есть три Женщины: та, которую он любит, та, которая любит его, и та, на которой он женат. Я полагаю, что о мужчинах в жизни женщины можно сказать также. Это подчеркивает факт, что женитьба часто бывает компромиссом. Захватывающий роман приходит к концу, возбуждающие сексуальные отношения, как правило, распадаются. Является ли это скрытым неудовольствием, вызванным сексуальной виной, отнимающей у человека счастье, о котором он мечтает? В нашем случае и Вильям, и его подруга недостаточно созрели для того, чтобы принять позитивность своих отношений. Вильям не очень хотел жениться: он боялся оказаться пойманным в ловушку. К женщине он относился нерешительно, а чувство вины, возникавшее в предыдущих отношениях, вернулось и тревожило его. Мой пациент чувствовал, что все, что он может дать женщине, - это сексуальное удовольствие; ему казалось, что он ниже тех мужчин, которые имели бы право предложить ей замужество и положение в обществе. Во всяком случае, их отношения испортили страхи, ревность, взаимные упреки и стыд.
Соответственно, изменились и сексуальные чувства. Поскольку взаимное сексуальное возбуждение снизилось, они стали чаще нуждаться во взаимных встречах. Без подруги Вильям приходил в отчаяние. Он сидел в своей комнате, мрачно задумавшись. Через некоторое время отношения возобновлялись, на какой-то период восстанавливались удовлетворение и положительные чувства, но оба понимали, что это не выход. Взаимоотношения отравлял страх быть отвергнутым.
Гомосексуальный инцидент произошел после того, как Вильям понял, что цеплялся за свою подругу так, будто она была ему матерью. Он знал, что ему необходимо строить собственную жизнь и что она должна быть достаточно осмысленной, чтобы поддерживать его индивидуальность. Он сознавал, что ему не достичь безопасного ощущения себя через другого человека. Вильям старался завести новых друзей, особенно мужчин, и ему удалось приобрести несколько знакомых.
У многих людей бисексуальность латентна. Человек чувствует, тянется, но срабатывает табу - в обществе негативное отношение к подобным контактам, поэтому я сделаю все возможное, чтобы у меня их не было, а то узнает кто, так и позора не оберешься. Подавление своих желаний из-за страха. Такие люди могут быть привлекательны внешне, приятны в общении, но подавляя свою латентность они внутренне агрессивны. Они улыбаются, а сами посылают вас подальше. Они рыбаки. Поймают человека и постараются выжать из него все полезное для себя, а потом обязательно вежливо хамят, предадут, обманут, напакостят исподтишка и сами от этого же страдают. Они обаятельны и им нравится поигрывать другими людьми. Еще они любят устраивать свои дела за счет других, оставаясь сами как бы в стороне. Но получилось - виноваты другие. Когда кто-то на них справедливо обижается они успокаивает себя одной фразой: вот такой, мол, у меня характер, что я могу сделать? Не в характере деле, а в подавлении своей сексуальности. В. Шахиджанян
В число его новых друзей входили двое мужчин, живших вместе. Мой пациент знал, что они гомосексуалисты, но все же принял приглашение зайти к ним в гости. Когда они предложили ему остаться переночевать, он почувствовал, что это чревато гомосексуальными притязаниями, но все же согласился. Ночью оба делали ему сексуальные предложения, но он отверг их. Тем не менее Вильям чувствовал, что умышленно поставил себя в такое положение, и что гомосексуальная ситуация каким-то образом притягивает его, несмотря на то, что сознательно он не допускает своего участия в ней.
Как интерпретировать его действия в терминах личности? Мог ли Вильям вовлечься в гомосексуальность, если бы активно не пресек ее? По утверждению Берглера, психический мазохизм и гомосексуальность ходят парой, поэтому можно предположить, что у Вильяма присутствовали гомосексуальные тенденции. Это не значит, что он стал гомосексуалистом, а указывает на то, что его сексуальные чувства запутанны и амбивалентны, что налицо сексуальный конфликт, который до этого момента не был отчетливо виден.
Вильям не был каким-то особым пациентом. Большинство людей обнаруживает гомосексуальный компонент собственной личности, который говорит о том, что каждый человек в какой-то мере гомосексуален. Бытует мнение, что, поскольку неврозы широко распространены, каждый человек нашей культуры в какой-то степени невротичен. Гомосексуализм одновременно привлекает, и вызывает отвращение, и это обычно объясняется наличием латентных гомосексуальных чувств у так называемого нормального человека. Нельзя сказать, что существование этих тенденций логически подтверждает мнение А. Эллиса и его сторонников, которые считают, что гомосексуальность стоит в одном ряду с гетеросексуальностью и что мужчина, который предпочитает последнее, время от времени может выразить и иной вкус, подобно тому, как он может "предпочесть блондинок брюнеткам".
Специфику гомосексуальной тенденции личности Вильяма можно увидеть, разобрав его отношения с родителями. Он боялся отца, и хотя внутренне бросал ему вызов, внешне подчинялся ему. Матери он отвел особое место, поместив ее на пьедестал как человека, чья любовь к сыну и преданность ему не подлежат никакому сомнению. Мать Вильяма была женщиной, которая принесла себя в жертву. Она умерла, когда ему было четырнадцать лет. Тот образ матери, который он себе создал, отличала неопределенность. Маленьким мальчиком он был очень близок с ней, она очень оберегала его. Его бунт против нее принимал форму частых вспышек гнева, после которых он чувствовал себя очень виноватым. Ему пришлось очень трудно, когда его отнимали от груди. Он никак не мог принять того, что ему необходимо оторваться от матери и встать на собственные ноги. На отлучение от груди он реагировал так, будто его отвергли и покинули. Он пережил ужас, когда его связь с подругой распалась, чувствуя при этом такое же отвержение и покинутость.
Между матерью и сыном существовала анальная привязанность, которую определила индивидуальность и "состояние себя" Вильяма. Приучение к гигиене и контролю за опорожнением кишечника началось рано, о чем свидетельствовали сильно контрактированные и подтянутые вверх ягодицы. Кроме того, мать ставила ему клизмы, что помещало его в пассивную, фемининную позицию по отношению к ней. Это также заложило основу для чувства, что он пойман женщиной. Кровосмесительные чувства между ним и матерью можно считать причиной повторяющихся попыток соблазнить старшую сестру, когда та была в подростковом возрасте.
Такие переживания стесняли и ограничивали взрослое половое функционирование. Они не позволяли отнестись к девушке легко и уверенно. Когда, после предыдущего расставания, возникла необходимость создать новые сексуальные отношения, Вильям пришел в отчаяние. Симптомы заметно обострились, он стал угрюмым, обескураженным и испуганным. Это продолжалось, пока он удерживался в рамках, исключающих гомосексуальный компонент, к которому я повернул его. Бессознательно, гомосексуальный путь легко можно было представить: он мог бы преодолеть свою потребность в женщине и физически приблизиться к мужчине. Если бы он позволил соблазнить себя, это предоставило бы возможность не чувствовать сексуальной вины, и он смог бы "разыгрывать" сексуальные импульсы без страха, что его отвергнут. Анальное взаимодействие с мужчиной могло бы удовлетворить его желание мстить как минимум дважды. Мужчина, как символ отца, повергался бы в подчиненную, унизительную ситуацию, подобную множеству унижений, которые Вильям испытал в руках собственного отца. Как символ матери, мужчина мог бы представиться человеком, которого Вильям "поворачивает спиной" к ней, как она делала когда-то с ним самим. Некоторые мужчины могут таким же образом поступать с женщиной (анальное взаимодействие); но, как правило, в этом случае значение действий достаточно ясно для того, чтобы сознавать их. Если бы Вильям пошел по этому пути, он пришел бы к дальнейшей утрате самоуважения и дальнейшей деструкции своей мужской интегрированности. К счастью, у него хватило уважения к себе, чтобы не поддаться этому. Инцидент, однако, послужил предостережением и более определенно представил Вильяму его собственные чувства.
Некоторые пациенты без труда раскрывают свою латентную гомосексуальность. Другие, напротив, усиливают и без того сильные защиты против этого чувства, о наличии которого можно сделать выводы, исходя из их поведения или замечаний.
Когда Тед пришел ко мне на прием, он выглядел, как выпускник Вест Пойнта. Он был высок, его грудь была лихо выпячена вперед, живот подтянут, а позвоночник напоминал доску. Ему было тридцать лет. Его проблема была в том, что он имел связь с двумя женщинами и никак не мог решить, какую из них выбрать. Когда он был с одной, ему хотелось быть с другой. Если он выбирал одну из них, она теряла для него привлекательность. Обе его подруги пользовались этой ситуацией и держали Теда "на крючке".
Этого молодого человека вырастила бабушка, к которой он был настолько привязан, что когда ему пришлось после школы уехать от нее, у него произошел нервный срыв.
Бабушка чрезмерно заботилась о внуке и всячески оберегала его. Она каждый день провожала Теда в школу и встречала после занятий. Мужская половина семейства чувствовала, что Тед растет "неженкой", и уговаривала ребенка "быть мужчиной". Но их обращения не производили впечатления на ребенка. Уже большим он все еще играл ту же роль.
Я определил слабость в его личности, которую маскировала военная выправка. Чрезмерно прямая осанка - один ключевой момент. Но у него были другие проблемы, которые он скрывал. Его мучила тревожность, концентрировавшаяся вокруг мысли об отъезде. Когда он впервые посетил меня, то жаловался, что не может провести ни одной ночи в одиночестве. Он очень боялся неудачи в сексе. Мысль о драке или физической агрессии пугала его.
У Теда никогда не было гомосексуального опыта или фантазий, связанных с ним. Но у него никогда не было и близких друзей-мужчин. Он был уверен, что мужчина, который состоит в связи с мужчиной, подозрителен. Его личная жизнь полностью ограничивалась двумя женщинами, как это было в детстве, когда он переезжал от матери к бабушке или, наоборот, от бабушки к матери. Тед чувствовал, что он мужчина, только по тому, что интересен женщинам.
В курсе терапии его гомосексуальные страхи отчетливо проступили в некоторых происшествиях. Однажды, когда он нагнулся, чтобы поднять что-то, повернувшись спиной ко мне, он вдруг испугался, что я предприму какие-то действия, чтобы проникнуть ему в анус. В другой раз, когда он сосал свой палец, он сказал, что это напоминает ему сосание пениса или пустышки, а затем замер. Этих знаков и его телесной позы было достаточно, чтобы мы оба убедились, что Тед боится скрытой гомосексуальной тенденции.
В чем ценность прояснения латентной гомосексуальности пациента? Несомненно, Тед никогда не был гомосексуалистом и, более чем вероятно, никогда не стал бы им. Его настоящая проблема состояла в неспособности принять себя, найти свой личный смысл жизни и получить удовольствие и удовлетворение от того, что он живет. Тед не мог сделать это, потому что значительная часть его психической и физической энергии инвестировалась в усилия, направленные на подавление гомосексуального чувства. Гомосексуальная тенденция вполне соотносима со страхом кастрации. Тед не мог принять это определение проблемы, потому что ему удавалось почувствовать лишь то, что он не может находиться в одиночестве, что он боится остаться брошенным. Тревожность по поводу одиночества, как полагает Др. Брофи, связана с чувством вины за мастурбирование. Она подчеркивает, что человек мастурбирует, когда он один, а когда он в одиночестве, возникает искушение мастурбировать. Тед страдал сильной тревожностью, связанной с мастурбированием. Молодым человеком, он был уверен, что мастурбация ослабляет его, разрушает половую потенцию, калечит, и даже делает его заразным. В тридцать лет он все еще был уверен, что она оказывает на него вредное влияние. Он утверждал, что на следующий День она откликается усталостью, слабостью и невротическим состоянием. Пришлось работать, чтобы убедить его, что такая реакция - результат тревожности, что она связана с самим актом мастурбирования.
В случае Теда боязнь того, что его бросят, проистекала из детского страха быть отвергнутым из-за того, что он сексуально активен. Психическая кастрация порождалась угрозой, что если ребенок не пресечет свои сексуальные чувства, мать покинет его. Бабушка Теда использовала такой способ контролировать его поведение: "Если ты не будешь хорошим мальчиком, я уйду". Отец, к сожалению, умер, когда мальчику было пять лет, и не фигурировал в качестве того, с кем мальчик мог бы отождествиться. У Теда была старшая сестра, которая часто угрожала "казнить" его. Пока он не подрос, ему казалось, что при этом она должна отрезать; ему пенис. Его детская ситуация вполне могла сформировать гомосексуальную личность. Прежний аналитик Теда был удивлен, что этого не случилось. Мучаясь сильной кастрационной тревожностью, Тед не мог получить удовлетворения с женщинами. Любая угроза со стороны женщины, с которой он был связан, иммобилизовывала его и повергала в панику. Я надеялся, что ему удастся преодолеть эту проблему, если он освободится от бессознательного страха, что женщина кастрирует его. Однако было похоже, что на самом деле он больше боится анального проникновения муж чины, чем того, что его оставит женщина, а его страх одиночества - это защита против латентного гомосексуального чувства. Мы уже упоминали, что быть "хорошим мальчиком" под угрозой того, что тебя бросят, означало отказаться от всякого эротического самоудовлетворения, но было еще одно значение. Тед был "хорошим мальчиком", когда позволял своей матери поставить ему клизму, чтобы ликвидировать запор. Эти клизмы, по его словам, ставились ему еженедельно. Он был так же твердо убежден в их необходимости, в том, что они приносили пользу, как и в том, что мастурбация вредна и опасна. Понятие о том, что надо подчиниться любой форме проникновения в анус, как необходимой процедуре, создавало впечатление, что степень "сдачи позиции" собственной мужественности, которой он жертвовал для матери (как это было в раннем детстве), не так уж велика.
В этом смысле Теда постоянно кастрировали две женщины, с которыми он был связан; то есть, они унижали его, критиковали и заставляли чувствовать себя виноватым. Он мазохистски подчинялся деградации личности, чтобы избежать того, что казалось ему более угрожающим - одиночества. В то время, когда я работал с ним, он воспроизводил свой детский паттерн. Он не понимал, что пассивное подчинение женщинам представляет собой повторение его собственного участия в процедуре введения клизмы. Он чувствовал себя виноватым, поскольку хорошо сознавал, что использует одну женщину в качестве защиты от другой. Он понимал их и признавал то, что их жалобы обоснованны. Он поступал так же, как в детстве, рационализируя свое поведение в той точке, которая пугала его. Он не мог увидеть дилемму, державшую его в тюрьме безнадежности.
Если бы Тед был явным гомосексуалистом с теми же самыми проблемами, то была бы видна их связь с сексуальной тревожностью, но он был уверен, что в половом отношении функционирует как мужчина. Эта иллюзия укрепляла невроз. Проблема Теда представляла собой трудный случай "промывания мозгов". Единственный элемент, который не укладывался в его картину себя, - гомосексуальный страх анального нападения. До тех пор, пока ему удавалось блокировать этот страх и не воспринимать его сознательно, он мог поддерживать status quo, который соответствовал человеку с гомосексуальной личностью.
Поведение Теда можно понять только в терминах садомазохистских тенденций, которые лежат под гомосексуальностью. Он манипулировал ситуацией с двумя женщинами так, что каждая из них была обязана ему в денежном отношении. Он вторгался в их жизнь постоянными телефонными звонками. Психологически он "разыгрывал" перед ними обиду и страдал, как страдал в руках матери и бабушки. На самом деле, Тед был латентным гомосексуалистом, поскольку его поведению были присущи все аспекты гомосексуальной позиции, "разыгрываемые" в гетеросексуальных отношениях. Совершенно очевидно, что раскрытая латентная гомосексуальность невротической личности проливает свет на отклонения в ее гетеросексуальном функционировании.
Гомосексуальное искушение Вильяма указало на глубинное желание прекратить борьбу за взрослую сексуальность и регрессировать в детский паттерн, когда о нем заботились и оберегали его. Это выразилось в страстном стремлении найти легкий выход из положения. У Теда страх гомосексуального притязания представлял бессознательное восприятие настоящей проблемы. В подобных случаях сердцевину сексуальной проблемы составляет гомосексуальная фантазия, желание, страх или импульс. Неудивительно, что эти тенденции столь сурово подавлены. Представление о наличии латентного гомосексуального чувства и анализ его элементов открывают путь к разрешению гетеросексуальных затруднений.
Роуз была пациенткой, которая без тревоги приняла свои гомосексуальные чувства, хотя явной гомосексуалисткой не являлась. Этой женщине оказалось гораздо труднее принять собственные половые отношения с мужем. По поводу последнего она сказала так: "Я чувствую себя, как доска, которая лежит там и подчиняется ему". Затем Роуз вспомнила о взаимодействии с подругой, которую знала с шестнадцати лет: "...она была хорошенькой девушкой с маскулинными чертами, как у лесбиянки. Когда я была помладше, мне хотелось контакта с ней. Однажды ночью, около года назад, мы целовались. Я очень хорошо себя чувствовала, и это было правильно для меня, потому что это было мое чувство, но в то же время и неправильно, поэтому я решила, что не могу продолжить этого".
Контраст между ее чувствами, вызванными гомосексуальным переживанием, и тем, что она чувствовала в гетеросексуальных отношениях, выявил бессознательные конфликты. Целуясь со своей подругой-лесбиянкой, Роуз чувствовала себя свободной и активной (агентом, а не реагентом) и сама принимала в этом участие как человек, обладающий достоинством и произвольно участвующий в том, что происходит. Половой акт с мужчиной выглядел для нее мазохистским подчинением. Различие между этими откликами сообщало о наличии страха перед пенисом. Для Роуз этот орган символизировал мощь и авторитарность, которой она не могла сдаться. Ее конфликт возникал на почве бессознательной потребности контролировать сексуальную ситуацию, а кроме этого, его порождало чувство, что половое сношение с мужчиной принижает ее до обезличенного сексуального объекта. Анализ гомосексуальной тенденции позволил ей понять смысловое значение ее затруднения, и она сказала: "Моя мать всегда внушала мне, что я должна быть лучшей. И в кровати я всегда была хороша - разыгрывала хорошее представление. Несколько раз, когда мне удавалось остаться расслабленной, я действительно наслаждалась сексом. После того как я последний раз была у вас, у нас с мужем было сношение. Я обнаружила, что не сознаю собственное тело, потому что занимаюсь контролированием. У меня был замечательный оргазм, меня охватил поток чувств, я поняла, что была как моя мать - контролировала все и вся".
Заявление Роуз указывает на то, что у нее была потребность контролировать сексуальную ситуацию, возникшая от бессознательного отношения к собственному телу. Она контролировала тело, чтобы дать путь сексуальному импульсу. Анализ показал, что импульсы, которых она боялась, были направлены на самоудовлетворение. В ходе беседы Роуз описала свою сексуальную активность как "ввинчивание", но она чувствовала, что мастурбирование было нежелательно. Сексуальная искушенность, которая принимает вульгарный оттенок в нормальном половом акте, но отвергает природную функцию самоудовольствия, типична для современного невротизированного человека. Роуз могла расслабиться в лесбийской ситуации, потому что здесь не было необходимости вагинального проникновения. Ее гомосексуальная тенденция выражала отказ от женственности собственного тела. Именно этот инсайт позволил ей достичь лучшего отклика при взаимодействии с мужем.
Роуз осознала и пережила свою тенденцию к гомосексуальности. В иных случаях вывод о том, что у человека присутствует гомосексуальный элемент, необходимо отделить от страха близкого контакта с человеком того же пола. Женское отвращение к прикосновению другой женщины может указывать на присутствие скрытой гомосексуальной тенденции.
Работа с другой моей пациенткой, Анной, выявила некоторые аспекты этой проблемы. Я просил ее высказаться о возможных гомосексуальных чувствах. Она ответила: "Как же у меня может быть подавленное желание любить женщину или желание того, чтобы меня любила женщина, когда у меня так много недоверия к женщинам и зависти к тому, как они выглядят? Я думаю, что изначально не чувствую желания, причем с женщинами еще больше, чем с мужчинами. Я чувствую, что боюсь и того, что меня не соблазнят, и того, что попытаются соблазнить. Например, когда женщина-врач прикасается ко мне, мне так комфортно, что я думаю: может быть, она понравилась бы мне, если бы любила или желала меня. Даже если я знаю, что она не захочет, потому что женщина на самом деле не может хотеть этого, или... может быть... если кто-то из них делал это, например, в лагере, это будто происходило с невинной любимой маленькой девочкой. Но стоит мне почувствовать хотя бы оттенок того, что кто-то может хотеть меня, я словно костенею от неловкости и страха. Я могу, пожалуй, представить, что хочу прикосновения груди другой женщины, но ничего больше. Мне может понравиться прикосновение другой женщины, но только если она поглаживает мне спину, например, а не прикасается к моей груди, потому что в этом случае я чувствую себя неадекватно".
Смущение, о котором отчетливо говорит Анна, указывает на эмоциональное затруднение, отражающее конфликты и трудности на гетеросексуальном уровне, и дает ключ к их пониманию. Если не знать о латентной гомосексуальной тенденции у таких людей, как Анна, невозможно понять отклонения в их гетеросексуальном функционировании. На первый взгляд, Анна выглядела оживленной, яркой молодой женщиной. Ей было двадцать четыре года, она была замужем, у нее был пятилетний ребенок. Но под ее веселым, возбужденным внешним видом скрывалась маленькая девочка, очень грустная, сердитая и смущенная. Она страдала от сильной подавленности, граничащей с меланхолией. Однако эти чувства исчезали в присутствии нового мужчины. Она подметила: "Я чувствую себя изнуренной и подавленной. Я знаю, что Том не виноват. Но я знаю, что если я нахожусь в обществе какого-нибудь другого мужчины или нескольких мужчин, усталость мгновенно проходит. Я могу играть роль". В такой ситуации Анна могла быть "душой компании", выделяться среди всех других девушек. Если ей не удавалось сделать этого, она чувствовала себя подавленной, из нее словно "выпускали воздух". Когда она была девочкой, она играла роль "веселой маленькой принцессы" для отца, чтобы оживить его в состоянии уныния и обеспечить себе его покровительство. "С новым человеком приходит новое переживание, новое открытие, которое поднимает тебя, - сказала она. - Пруст говорил о каждом новом взаимоотношении: "Может быть, это ключ, который откроет дверь в золотую сокровищницу. Надежда..." Пруст был гомосексуалистом.
Его слова - о надежде и провале гомосексуального образа жизни.
Анна сильно откликалась на чувство сексуального желания или потребности. Это ясно видно в мазохистских фантазиях, которые она использовала для того, чтобы достичь высшей точки полового акта. В типичной фантазии ее партнер становился "мужем-любовником, который тиранит, но обожает меня. Я чрезвычайно красива, особенно мое тело. Любовник-муж желает навсегда удержать меня силой. Он возбуждает меня, затем останавливает перед завершением. Потом, когда мы вышли, он решает заняться со мной любовью прямо сейчас, иногда в наказание за мой взгляд или за что-нибудь еще, по его усмотрению. Его способность возбуждать и притягивать меня - признак мастерства".
Вторая часть фантазии варьируется. Одна сцена описывалась так:
"Мы были в примерочной магазина. Он решил сделать "это" там. Я наполовину раздета, на мне только накинуто что-то, комбинация, может быть... и стою спиной к зеркалу, а мои руки протянуты или спрятаны за спину. Ноги всегда немного расставлены. Иногда он приказывает кому-то раздвинуть их. В этой фантазии и в некоторых других это делает другая женщина, возможно продавщица. Затем он легко и быстро щекочет руками мои гениталии. Затем, в последний момент, он вводит пенис. Но как-то я ассоциировала проникновение пениса с идеей причинить мне боль, будто бы он был очень большой, и эту часть фантазии я использую редко".
В другом варианте любовник-муж "щекочет мне грудь, часто через одежду, например через комбинацию, а затем, в момент самого сильного возбуждения, запускает руку под белье или бюстгальтер. Иногда он возбуждающе ласкает мне грудь, пока я сама не обнажу ее".
Многие элементы этой фантазии указывают на личностные проблемы Анны. Во-первых, налицо явный эксгибиционизм. Начало терапии совпало с обучением Анны актерскому мастерству. Она говорила, что на сцене, играя спектакль, она оживает. Во-вторых, значительная часть ее возбуждения возникала при условии мужского желания и страсти. Она была лакомым кусочком, который мужчина с удовольствием проглотил бы. Чужая природа ее переживания придавала ему гомосексуальный оттенок. В-третьих, присутствовал страх пениса. Поскольку в фантазии пенис обычно подчинялся рукам, и его роль сводилась к тому, что он только демонстрировался, и поскольку ее фантазия не всегда заканчивалась коитусом, она вполне могла дублировать гомосексуальное переживание.
Учитывая те чувства, которые возникали у Анны в ответ на прикосновения другой женщины к ее груди, ее фантазии лучше понятны с точки зрения гомосексуальности. Любовник-муж, который щекочет ей грудь и возбуждает ее, пока она произвольно не обнажит ее - это женская фигура, которая не может быть никем иным, кроме матери. Такой вывод можно сделать, потому что каждое гомосексуальное взаимодействие находится на одном и том же уровне, где повторяется инфантильное переживание, связанное с матерью. Анна идентифицирована с этой матерью-любовницей и черпает возбуждение из удовольствия, которое мать-любовница получает, лаская ее грудь. Это отождествление дает представление о ролях, которые можно поменять местами. Анна одновременно является и матерью, чьи груди ласкают, и ребенком, который любит ласкать материнскую грудь. Другими словами, эта фантазия выражает подавленное инфантильное влечение к материнской груди. Эту интерпретацию легче принять, если знать о гомосексуальной тревожности Анны.
Может показаться, что другие части фантазии ориентированы гетеросексуально. Однако это заключение не умещается в рамках оральной характерной структуры. Отношения Анны с любовником-мужем, представленные в ее фантазии, изображают переживание детско-материнского взаимодействия. Ее пассивность выражает беспомощность ребенка. Сила и контроль, который Анна отдает мужчине, изначально относится к матери. Пенис означает грудь, а сама Анна - это ребенок, которого дразнит и использует мать-муж. В каждом рассматриваемом нами случае фигурирует эксплуатация ребенка матерью для ее (матери) собственного сексуального удовольствия. В реальной жизни Анна функционирует как взрослая женщина, но ее жизнь в фантазиях и ее страх гомосексуальности отчетливо проявляются страстным стремлением неудовлетворенного ребенка.
Разлом в личности Анны отражает диссоциация ее тела. Она не чувствует своего тела, что характерно для шизоидной личности, а ее личность, помимо этого, содержит значительный оральный компонент, который проступает в выразительности и живости ее лица и рта. Анна колеблется между шизоидным уходом и оральным стремлением. Если попытка получить удовольствие и возбуждение не встречает отклика, женщина уходит в депрессию и "небытие". Она начала понимать свои настроения, когда стала лучше ощущать себя как личность. Она сказала: "Раньше я пользовалась чувством "небытия", когда у меня не было контакта с другим телом. Я пользовалась тем, что лежу в контакте с мужем. Теперь я перестала чувствовать, что не существую. Если мне грустно или я не в контакте с собой, мне хочется прикоснуться к Тому. Но теперь я могу побольше думать и о себе самой, о том, что я могу сделать. Это лучше, чем чувствовать себя оставленной в одиночестве. Я теперь могу справиться с этим чувством".
Анна скрыла ярость, вызванную отсутствием завершенности своего существования, которая всегда была направлена на мать-мужа-любовника, если эта фигура не могла удовлетворить ее. То, как она описывает это, почти пугает: "Другой ночью, когда Тому не удалось сохранить эрекцию, я почувствовала себя так, будто превратилась в пантеру. Это было похоже на фильмы, где видишь человека-оборотня. Я чувствовала, как мои руки становятся когтями, и я хочу рвать его этими когтями. Я действительно расцарапала ему спину. Я чувствовала, себя дьяволом и была полна сил".
В каждом человеке есть латентная жестокость, связанная с депривацией. Анна была голодным ребенком, она голодала по любви, и ее фантазия выходила за рамки ее понимания. Если в фантазиях появлялся мотив каннибализма, как мы увидим ниже, то он всего лишь отражал страстное стремление ребенка к полной груди и к полному животу. Однажды она рассказала: "Пока я мастурбировала, у меня возникла ужасная фантазия. Я чувствовала, что мои ноги стали огромными и выросли надо мной, как ноги чудовищного насекомого. Вагина превратилась в ловушку, в которую я хотела засосать мужчину, чтобы уничтожить его. Если он попадал туда, то пропадал, я пожирала его".
Едва ли можно более ясно выразить перемещение рта в вагину. Если иметь в виду, что у женщины может возникнуть такая фантазия, то нет ничего удивительного в том, что некоторые мужчины боятся вагины. Но мужчина уязвим только из-за собственной тревожности. Его генитальный орган не так-то легко разрушить. Анна могла бояться только такого мужчины, у которого уже установился страх того, что его кастрирует женщина.
Несмотря на сильные гомосексуальные чувства, Анна удерживала гетеросексуальную ориентацию, потому что она играла важную роль в ее жизни - позитивный отклик отца на ее женственность. Это позволяло ей переносить оральные чувства с матери на отца, последовательно вовлекая мужчину во все ее проблемы. Это давало ей положительный образ себя как сексуально привлекательной женщины, к которому она отчаянно стремилась.
Когда Анна, благодаря терапии, стала лучше сознавать себя, использование фантазий во время сексуального акта заставило ее чувствовать себя виноватой. Так, она сказала: "Я на самом деле не вовлекалась в занятие любовью и поэтому никогда не могла выразить свою любовь и влечение к нему". Большая часть фантазий была необходима, чтобы интенсифицировать чувства, но они же ограничивали ее отклик. "Если Том продвигался слишком быстро, я полностью уходила, будто я не могу принять собственных чувств. Я должна была контролировать мое представление целиком: это я или мое тело, а не Том, решает, когда я позволю себе отпуститься".
Проблема Анны была настолько сфокусирована на мужчине, что возникал вопрос, не является ли ее гетеросексуальность защитным маневром. Вывод о том, что она не способна идентифицироваться с матерью, можно было сделать на основе неудовлетворенности собственной ролью матери и домохозяйки. Страх и недоверие к женщинам представляли собой проекцию ее собственных орально-гомосексуальных импульсов. Анна приняла себя как женщину, когда поняла, что "разыгрывает" перед своими детьми то отвержение, которое чувствовала со стороны своей матери. Интегрировав в свою личность то, что она функционирует в качестве матери, Анна смогла отойти от инф
|